(Примечание: интересная статья об истории изучения аутизма)
Источник: Vox
(Пояснение к фотографии: Протесты против Саммита национальной политики «Autism speaks», университет Джорджа Вашингтона, 13 ноября 2013 года. Слева направо: Фарра Х., Патриция Чэндлер, Эмили Тилтон, Лидия Браун, Мэтт Янг, Наталия Ривера Моралес и Лора Б.)
Большинство людей считают, что аутизм – болезнь, настоящая эпидемия, «жертвами» которой становятся все больше детей. Но за последние двадцать лет многие взрослые, находящиеся в аутистическом спектре, и я в том числе, отказались от такого подхода и призывают неаутичных «нейротипиков» уважать и принимать «нейроразнообразие». Мы верим, что аутизм – это естественный и во многих случаях желательный вариант мышления, а не ужасное зло, с которым надо покончить.
Нейротипичных людей может шокировать такой поворот в отношении к аутизму. Но, как пишет научный журналист Стив Сильберман в своей новой книге «Нейрокланы: наследие аутизма и будущее нейроразнообразия», австрийский психиатр Ганс Аспергер, пионер в изучении аутизма, трактовал его схожим образом – как способ мышления, в котором есть и преимущества, и недостатки. Но позже психиатр Лео Каннер, сделавший себе имя на открытии Аспергера, предложил более суровый взгляд на аутизм и положил начало десятилетиям жестокого и бесчеловечного лечения.
В пятницу Сильберман и я поговорили о книге, об истории аутизма и о подъеме движения в защиту прав аутистов. Ниже приведена запись нашей беседы.
Дилан Мэттьюс: Когда люди слышат об аутизме, они представляют себе неговорящего ребенка, который бьется головой о стену. Как возник этот стереотип? Почему представления общества о нас так далеки от реальности?
Стив Сильберман: То, что общество считало естественными проявлениями аутизма, на деле было совершенно искаженной картиной того, что происходило с аутистами, когда их помещали в больницы. В течение десятилетий рекомендованный способ лечения аутизма предполагал помещение в медицинские учреждения.
Родителям просто говорили, что им нужно положить свое чадо в больницу, по-тихому вытащить его фотографии из семейных альбомов, никогда больше о нем не упоминать, а потом годами посещать сеансы психоанализа, чтобы понять, что их заставило травмировать неокрепшую детскую душу.
Когда детей на всю жизнь помещали в клиники, это ведь не были какие-то специальные отделения для аутистов. Таких, за редким исключением, просто не существовало. В большинстве случаев эти дети оказывались в психиатрических лечебницах для взрослых. В одном из таких заведений, в Отделении 23 психиатрической клиники Бронкса, работал Оливер Сакс. Он рассказывал мне, что подростков и молодых взрослых одевали в смирительные рубашки и запирали в одиночных палатах, где они могли целыми неделями сидеть в собственных испражнениях. Неудивительно, что после такого у них появлялись склонности к нанесению себе ран. Если вы жестоко обращаетесь с людьми, они реагируют буйно.
Потом в Калифорнийском университете появился Ивар Ловаас. Он использовал электрошоковую терапию для лечения детей, чтобы подавить стимминг (повторяющиеся движения, которые помогают аутистам справляться со стрессом). Был период, когда Ловаас и Бернард Римланд советовали матерям покупать электрошокер для скота, чтобы использовать его на детях дома для борьбы с достаточно безвредными типами аутичного поведения – такими, как эхолалия. А это, как мы сейчас знаем, – характерный для аутистов способ изучения языка, а не проблема, которую нужно устранить. Читать далее